Мы договорились встретиться на рыночной площади в Лунде. Я выискиваю его фигуру среди немногих прохожих, укрывшихся под зонтиками от моросящего ноябрьского дождя. Я усиленно озираюсь, стараясь не поскользнуться на мокрых булыжниках. Где же он? Игорь появляется неожиданно, его коренастая фигура вырастает как-бы из под земли, движется мне навстречу и неловко полу-обнимает на ходу. Мой лоб касается его небритой щеки.

– А это вы? – говорит он, глядя куда-то в сторону. И добавляет – Ну-ну, это вы, Вероника? – чем сразу ставит меня в тупик. Я ожидала чего-то подобного, но теперь, опешив, не могу найти слов, а главное, подобрать верного тона с ним.

Я репетировала, как я скажу при встрече, – здравствуй, Игореша! Я так рада тебя видеть! Ну пойдем, здесь неподалеку есть хорошее кафе. Но заготовленные фразы застревают у меня в горле и я выдавливаю что-то типа, – ну пойдем…..посидим в кафе? – фальшивым тонким голосом.

Он по-прежнему смотрит в сторону и говорит, – я принес вам книгу! Он пытается открыть свой рюкзачок и вытащить книгу здесь, на стоянке, под дождем. Меня накрывает горячая волна жалости и стыда. Я беру его за рукав и тащу за собой, с этой мокрой стоянки, дождя, промозглой улицы.

– Ну пойдем, здесь недалеко, – говорю я, – за углом есть хорошее кафе!

Он не слышит или не слушает меня. Он покорно идет за мной и всю дорогу – какие то двести метров – задает мне один и тот же вопрос или вернее констатирует факт, – жаль, что ты не пришла на презентацию моей книги! Жаль, что ты не пришла, Вероника! Он повторяет это пять или шесть раз по пути в кафе. Я почти бегу и тащу его за собой. Мне кажется, что кафе спасет меня от этой заевшей пластинки его хриплого голоса, который упорно твердит это обвинение – я не пришла на его презентацию! Я пытаюсь что-то объяснить, но слова отказываются складываются в сносные фразы. Я бормочу, – я, я была занята, был фестиваль танго, – и не узнаю своего голоса.

Наконец-то, спасительное кафе. Полно народу, маленькие столики, тесно наставленные стулья. Я панически ищу место, а он пробирается за мной и продолжает твердить свое. Я уже не разбираю слов, только слышу его бормотание. Мы садимся за столик, я избавляюсь от зонта, рюкзака и куртки и радостно спрашиваю его, что он хочет заказать. Я очень надеюсь, что он закажет что-то вкусное, теплое, сладкое и перестанет бубнить. Он действительно переключается на заварку в металлических коробочках и печенье с шоколадной крошкой, долго ищет сахар и ложечку для чая.

Уф, я перевожу дух! Я заказываю себе латте с соевым молоком, прикидывая насколько мне удастся его растянуть. Мы возвращаемся за столик, протискиваемся, усаживаемся друг напротив друга и с облегчением переключаемся на еду и питье. Он радуется чаю и с удовольствием грызет свое печенье. Мне, наконец, удается удержать его взгляд, пусть и на короткое мгновение. Мы говорим о книге, о его переводах, об учебе в университете, о его новой квартире, которую он снимает отдельно от родителей. Я засыпаю его вопросами, как будто бы беру интервью. Он отвечает не на все, на некоторые он только качает головой и говорит свое обычное, – да, да, Вероника, я переехал, я учусь, а ты не знала?

Я многое не знала, мы не виделись более двух лет. Я знаю о его жизни только из фейсбука. Мне удается его рассмешить и перевести разговор на более легкий лад. Он дружит с одной милой женщиной возраста его мамы, у которой есть очень забавная собачка Манипуська. Так он ее называет. Веселенькая беленькая болонка. Хозяйка любит завязывать ей бантик и одевать ее в нарядный костюмчик. Над этим многие потешаются, но не Игорь. Он обожает эту собачку и даже сфотографировался с ней для своего аккаунта в фейсбуке. К сожалению, своей собаки он завести не может. Меня совсем не бывает дома, – говорит он, – она будет скучать! Но зато у него есть замечательная картина, на стене в его комнате. Ее подарила ему одна русская художница.

– Что это за картина? – спрашиваю я.

– Но разве ты не видела на моей странице? – он бросает на меня удивленный взгляд. Последний месяц мы поддерживаем с ним контакт, немного пишем друг другу, я часто комментирую его фото. Я помню эту картину – на ней голова молодой женщины: незрячие глаза вознесены к небу в страдании, морщины немого вопроса на лбу, рот искажен мольбой. На переднем плане двойной ряд колючей проволоки и бабочка – ажурные желтые крылья в черной окантовке. Молодая женщина в библейском обличии на фоне современного гетто.

Кто эта женщина? Почему художница нарисовала ее? Что она хотела выразить? Свою тоску по родине? Почему она подарила именно Эту картину Игорю? Я осторожно замечаю, что, по-моему, картина мрачновата. Он отвечает, – главное, что мне ее подарил человек, который меня ценит! У меня перехватывает дух и мне опять становится стыдно за свои комментарии. Я говорю, – это важно! – сама не зная, что именно я имею в виду. Я думаю о том, что, когда нам делают подарки люди, которые нас по-настоящему ценят, им нет цены. И на них может быть изображено все, что угодно!

Ему так важно, чтобы его ценили! Это важно всем, но ему особенно. Игорь – особенный, он не такой как все. У него нет друзей-сверстников, подружек, походов в клуб, вечеринок и других атрибутов молодежной жизни. У него есть подружки – дамы с собачками. Еще у него есть дар писательства, чувство языка, он очень одарен.

Я бережно беру книгу стихов с его переводами. На оборотной стороне обложки подпись – Веронике от Игоря – ломаным детским почерком. Так пишут ученики в первом классе. Я аккуратно кладу книгу в рюкзак, и он сразу начинает одеваться, словно я дала ему сигнал – пора!

Я одеваюсь нарочито медленно, мне не хочется расставаться с ним. Я говорю, – проводи меня до автобуса! Он радостно кивает, и мы медленно бредем по мокрой мостовой. Дождь кончился, и на душе у меня посветлело. Мы болтаем о пустяках, он иногда смотрит на меня своим здоровым глазом и щурит другой, больной. Мы садимся в автобус, идущий в мою сторону, и он едет со мной до кольца, моей остановки. Он провожает меня до двери парадной. Там мы стоим еще пару минут.

Счастливо, Игореша! – говорю я ему. Эти слова складываются у меня легко и даже весело. Хорошо, Вероника! – отвечает он, кивая своей большой вихрастой головой – хорошо, спасибо тебе! Он ждет пока я войду в дверь. Не оборачиваясь, я одним прыжком одолеваю крутую лестницу и, не снимая куртки, подбегаю к окну. Там, на въезде на парковку стоит знакомая коренастая фигура с рюкзаком и машет мне рукой. Теплая, жгучая волна, наконец переполняет меня и уже не сдержать слез.

Я вспоминаю нашу первую встречу 15 лет тому назад. Знакомая привела к нам домой своего десятилетнего сына. Забавный мальчуган, слишком маленький ростом для своих лет, озорной и шумный, но обычный,….. на первый взгляд. Он ворвался в наш дом как вихрь, носился за кошкой, пытался выпустить из клетки попугаев, за столом рассыпал сахар, не донося ложки до чашки, болтал без умолку и всех перебивал. Толстые очки на резинке, а за ними огромные удивленные глаза, на одном из них марлевая повязка.

Мой сын – аутист, – спокойно обьяснила тогда знакомая, – преждевременные роды, букет болезней, поздно начал говорить, трудно ему общаться со сверстниками. Тогда я не знала, что это значит. Потом были спецшкола, насмешки одноклассников, одиночество, диагноз.

И вот теперь, много лет спустя, я смотрю на него в окно и думаю, что его диагноз, его распахнутая, незащищенная душа – это, возможно, самый большой дар, полученный им от жизни. И каждая наша встреча – это моя проверка на человечность.