Тогда глазам от снега было больно,

О близкой встрече плакала душа,

И тело лихорадило. Невольно,

Как на закланье, шла. К тебе спеша.

К тебе? К себе? Меня забывший остров,

Мой навсегда усталый, старый дом,

Где каждый угол, каждый твой излом

Все знает обо мне, где было просто

Дружить, гулять, взрослеть, любить, мечтать;

Ну вот теперь мы встретимся опять

В последний раз – потом я стану гостем;

И станет черно-белый образ твой

Взирать укором в строгом кабинете;

Тринадцать, сорок шесть – на белом свете

Ты мой пароль, мой якорь, мой герой.

Оставь себе, как старую закладку,
Квартиру, что над аркой продувной.
Там я дружила с девочкой одной –
Кудрявой Олей. С ней играла в прятки.

Возьми себе на память жизни все,
Что так старались, силились сложиться.
Многоголосье эхом будет длиться,
Выть ветром на затерянной косе.

Нет Оли. В ее комнате закрытой
Пылятся нашей жизни короба,
И горькие, ненужные слова
Стоят вокруг услужливою свитой.

Купи себе за доллары и кроны
Корабль, разбитый бурею. Вороны

Hа пепелище сломанных судеб
Кричат, что будет горьким этот хлеб.

Жить в забытьи и в суматохе уезжать
На Родину,
чтоб за четыре дня понять
– прошли не годы, а столетья,
И номерами память надрывать,
Избыток чувств влагая в междометья.

Войти в метро и с теплою волной
Спешащей электрички впрыгнуть в детство,
И пронестись под городом стрелой,
Названия станций повторяя сердцем.

Завидовать себе, ведь я же здесь жила!
Ходила вдоль Невы по набережным гулким,
В шестом трамвае ехала и шла
Через Дворцовый мост к знакомым переулкам.

Сидеть в кафе, где в дыме сигарет
Идет чужая жизнь, но я в ней не участник,
И все, что я могу, лишь изредка ловить
Насмешку глаз твоих, спокойных и бесстрастных.

Прощаться впопыхах, надеюсь на одну,
Еще одну лишь встречу послезавтра,
Но погрузившись в бурную волну
Скрещенных судеб, улетать на запад.

И стрелки на часах забыв перевести,
Сверять по ним свое существованье,
Как бедный Робинзон, стараясь обрести
Надежду, что не век продлится расставанье.