Часть 1. Катя.
У Кати прозрачные, серо-голубые глаза и чистое лицо без капли косметики. Кудрявые, коротко подстриженные волосы выдают упрямый нрав. Она смотрит прямо на меня со своих фотографий в контакте.ру: семейных, рабочих, отпускных. 1150 снимков, запечатлевших несколько лет из тех 35, которые мы не виделись. Мы, наверное, и не встретились бы даже в интернете, не случись эта встреча выпускников нашей 11 школы с углублённым изучением английского языка, на которую я не поехала ещё летом – не смогла, не захотела, подавила первое искреннее, бредовое желание купить билет и нагрянуть вот так запросто к этим пятидесятилетним девочкам и мальчикам. Включила разум, посмотрела на свой банковский счёт, вздохнула и не поехала, но Катю таки обнаружила среди компании оставшихся на виду одноклассников.
Самое интересное, или наоборот, самое заурядное в этой моей находке Кати было то, что я с ней никогда не дружила, хотя сама она дружила с моей нынешней, единственной школьной подругой Юлей. То есть они – Катя и Юля – были тогда, 35 лет назад закадычными друзьями: они ходили вместе в школьную столовую, смеялись своим общим секретам и готовились к экзаменам на Юлиной даче. Я же маялась в одиночестве, ходила в столовую с кем получится, сидела на уроках одна и ожесточенно получала свою медаль. К Кате с Юлей я прибивалась временами, как некий довесок, – помню, как мы часто ходили в пышечную втроём. Катя всегда съедала пять, а то и шесть пышек, Юля столько же. Обе они были очень худые и не беспокоились за свой внешний вид, я же съедала две, потому что беспокоилась, впрочем, съев свои две, я всегда с завистью считала их экстра пышки.
Тогда у Кати были густые и длинные каштановые кудри – её лицо прямо тонуло в них, и вся её долговязая тонкая фигура напоминала хиппи из американских фильмов. Катя хорошо училась и была, как и я, на лучшем счёту по английскому. Потом наши пути окончательно разошлись, или, вернее, им до сих пор не было суждено сойтись. Катя, как и многие из нас, рано вышла замуж и родила, в отличие от многих из нас, целых троих детей – сыновей. Сейчас эти мускулистые красавцы смотрят на меня с семейных фото на Катиной странице. Несмотря на то, что Катя посвятила свою молодость воспитанию этих красавцев, о чем прямо говорит её род занятия в том же контакте – домохозяйка, она реализовала и другие свои способности, так как параллельно домохозяйству Катя работает гидом по питерским музеям и каналам. В том числе для иностранцев, то есть и английский пришёлся ко двору.
Катя смотрит на меня со своих фотографий, разложенных в тематические папочки: работа, выходные, моя семья, пятидесятилетие, свадьба сына, первая внучка. Да, у неё уже внучке три года! Здесь хочется воскликнуть – как летит время! – что на самом деле значит, как мы распорядились своим временем. На что мы – Катя и я – потратили 35 драгоценных и, возможно, лучших лет своей жизни?
Катя очень молодо выглядит на всех этих снимках. Как это принято говорить, время пощадило её лицо и фигуру. У неё тот же открытый детский взгляд, с упрямой искоркой – я вредная! – и без тени позы. На её стройной фигурке элегантно сидит простое летнее платье, и единственное её украшение – это золотое обручальное кольцо.
Мне кажется, я даже почти уверена, что Катя очень счастлива. Она очень на своём месте и в каюте экскурсионного кораблика с микрофоном в руках, и среди туристов в забавной панамке от солнца, и за столом с развеселыми коллегами, чокающимися коньячком в пластиковых стаканчиках. Катя гордо держит подаренный ей мужем на юбилей букет хризантем, и ещё более гордо – открытку с поздравлениями по поводу их с мужем серебряной свадьбы.
За Катиной головой мелькают то Дворцовая площадь, то Фонтанка, то Нева, очень редко – заснеженные улицы каких-то немецких городов и один раз – замёрзший Париж. Катя живёт там, где она родилась и выросла, там, где родились её сыновья и внучка – в Петербурге, городе, где я больше не живу и куда приезжаю все реже и очень ненадолго.
Катя ходит по городу в длиннополом чёрном пальто с капюшоном осенью и весной, в дутике зимой, в джинсах и курточке летом. Она стала неотъемлемой частью города – ведь столько туристов увидели его дворцы и музеи её глазами, услышали его историю её голосом. Я думаю, как здорово было бы попасть к Кате на экскурсию неузнанной, забраться на её кораблик, послушать её экскурсию и даже задать ей какой-нибудь вопрос, чтобы встретить её насмешливо-серьезный взгляд из нашего школьного, несдружившегося прошлого.
Часть 2. Голос.
И вот, совсем неожиданно, моё желание сбывается. Я еду в Питер по делам: заявить о двойном гражданстве, получить какие-то очередные справки и, наконец, увидеться с немногими оставшимися друзьями. На моё удивление, одноклассники полны желания встретиться опять – теперь же уже со мной и, трудно поверить, ради меня! Они бодро списываются и созваниваются пока я пакую сумку, пытаясь представить себе нашу встречу 35 лет спустя, лечу, еду в метро, мучительно жду два дня и, наконец, прихожу в назначенный день и час на Фонтанку 36.
Пристань речных пароходиков находится в ста метрах от знаменитого Фонтанного дома, во флигеле которого несколько десятилетий жила и работала Анна Ахматова. С опаской спускаюсь по скользким каменным ступеням к причалу, выискивая знакомые лица и боясь не узнать бывших одноклассников. К счастью, навстречу мне уже идёт Катя собственной персоной – весёлая и озорная, как в школе, искренне радующаяся моему появлению. Я тоже очень рада, внутренне очень взволнована и даже как-то пришиблена этим переносом из школьных будней 1980 в праздничное посещение родного города 2015. К тому же я ещё и простужена: село горло, я стараюсь не очень хрипеть и по возможности не напрягать голоса и из-за этого говорю одними междометиями.
За Катиной головой возникают ещё два знакомых лица – Оля Беляева (в бытности Беляша) и моя единственная школьная подруга Юля, с которой мы общаемся достаточно регулярно, хотя в последнее время (из-за меня) очень коротко. Беляша требует немедленного отчета о всей моей жизни после окончания школы, на что я только невразумительно мычу: позже, давай позже, в кафе! Или нет – спроси меня, я отвечу! Перспектива рассказывать о своей жизни после школы на сыром и ветреном речном вокзале пугает меня до полного ступора.
К моему счастью Катя (о как я ей благодарна!) уже дала приказ погружаться в лодку, и мы (нас уже трое) послушно пробираемся к последнему ряду синих пластиковых стульчиков и, прихватив видавшие виды серо-красные пледы, устраиваемся на корме нашего пароходика. Потихоньку набирается народ, и всемогущая Катя, махнув нам рукой, исчезает в кубрике, откуда через минуту раздаётся непостижимой красоты и силы голос, от которого я вздрагиваю.
Наша лодка отшвартуется и поплывет по Фонтанке, Обводному каналу, каналу Грибоедова и Неве, и все это время чудесный голос будет приглашать нас смотреть налево и направо, руководя нами, как воспитательница детского сада своими малышами. В этом голосе сольются каким-то необыкновенным образом и ведущая программы “Спокойной ночи малыши”, и артистка из любимого мною в детстве субботнего радио-театра, и даже будет в нем что-то от незабвенной Нонны Мордюковой. Целый час мы будем сплавляться по питерским каналам, и все это время я буду заворожённо слушать прекрасный голос и послушно крутить головой, чтобы рассмотреть самый широкий мост или самое необычное здание. И вместе с этим голосом буду в который раз восхищаться своим городом.
В какой-то момент мы вырвемся на Невский простор, оставив позади Лебяжью канавку, и я буду жадно ловит глазами до боли знакомые очертания стрелки Васильевского острова, Петропавловку, решетку Летнего сада. Свежий ветер, сырой и холодный, заставит поглубже завернуться в плед. Лодка запляшет на невских волнах, делая разворот к Фонтанке, и заботливый голос опять возвестит о том, что мы покидаем ветреную Неву. Временами мне будет казаться, что голос самолично руководит нашим корабликом и разворачивает его на воде, как невидимый штурман. За короткий час поездки я успеваю сродниться с голосом – он так полон и внушителен, как сама Нева, он так по-матерински заботится о том, чтобы я и все мы не упали с лодки, фотографируя очередной мост или купол. Голос заочно прощает нас за то, что мы уже через пару часов забудем половину услышанного, а через день-два – почти все. Ничего! – утешает нас голос. Будет зачем вернуться назад!
Назад… Мы приплыли назад, к Фонтанному дому, и голос, замолкнув на пару секунд, соединяется со своей владелицей, которая, спрятав его в далекие закрома под шарфом, говорит теперь, как вполне обычный человек. Собирает всех, считает и ведёт дальше – на собственно встречу.
Часть 3. Встреча.
Вперёд по скользкому парапету набережной на Аничков мост – стылый и прекрасный. Продрогшая на ветру продавщица мороженого. Охрипший зазывала на речные прогулки – Катина коллега. Они бодро здороваются и быстро расходятся. Холодно! И мы спешим. В кафе с очень непоэтичным названием Брынза нас ждут наши одноклассники.
Брынза оказывается неплохим местечком: много воздуха, простой дизайн, разномастная публика, нет гремящей музыки, как в других местах подороже. В глубине кафе составлены вместе два стола. За ними двое. Женщина с короткой стрижкой и усталыми, грустными глазами и солидный мужчина в очках. Я в упор не узнаю эту женщину и вежливо здороваюсь, чтобы не выдать смущения. В мужчине же достаточно легко опознается Боря – долговязый, застенчивый, немного косноязычный очкарик Боря, сидевший полшколы на соседней парте. Мы были соседями: моя тогдашняя подруга Оля, я, Боря и Саша. Мы болтали, мы кокетничали, мы обменивались записочками. Я нравилась Саше, а он мне. Мы переглядывались и дарили друг другу маленькие подарочки на 8 Марта и 23 февраля. Мы никогда не говорили об этой симпатии: Боже упаси! Я была застенчиво-надменной. Саша, наверное, не решался. Точно уже это и не узнать теперь. Саша умер пять лет назад. Осиротевший Боря немногословен и немного мрачноват, и моя подруга Юля пропихивает меня вперёд поближе к нему, вероятно, тем самым избавляясь от необходимости поддерживать разговор самой.
Я не иду, я убегаю в туалет, чтобы выяснить, кто же эта женщина с грустными глазами. Узнав, что это в прошлом весёлая длинноволосая Кузя, я сначала не верю, потом верю, но все-таки переспрашиваю: точно? И – я что также сильно изменилась? Нет, нет! Ты не так! – успокаивает Юля, красивая, ухоженная, стройная блондинка – волосы шикарным пшеничным ореолом. Возвращаемся. Я уверенно обращаюсь к Кузе с каким-то невинным вопросом. Катя руководит заказом блюд, созванивается с опаздывающими, разливает вино, поднимает тост. Я выдыхаю и окончательно успокаиваюсь. Отвечаю на вопросы, пью вино, слушаю Юлю, радуюсь приходу весёлой Наташи, раздаю свои книги, поглядываю на Борю.
Боря смотрит на меня через толстые стекла очков, ему неловко, и я не лезу к нему с разговорами. Вполне хватает неумолкающий ни на минуты Беляши, тараторящей о своих собаках, ушедшем муже, безработной талантливой дочери, непослушных собаках, их ежедневной тренировке, отсутствия собственной квартиры, невозможности уехать куда-либо из-за собак, как заработать на их и свой прокорм и тд. Боря терпеливо слушает. Мне его жалко. Я не слушаю её, я слушаю всех и никого, я просто наслаждаюсь компанией милых, малознакомых, но отчего-то очень близких мне людей. Но время неумолимо движется к 22 часам, мне далеко ехать, в Озерки. Там, как тридцать пять лет тому назад, суровая мама ждёт меня домой. Ничего не меняется – думаю я. Мы те же дети! Под нашей взрослой, загрубевшей оболочкой, изменившей наши очертания, кроется трепетная детская душа. Я встаю! Я прощаюсь, я даже рада, что там ждёт суровая мама, меня переполняют чувства. Мне нужно на воздух! За мной встаёт Боря, он проводит меня до моего перехода в метро. Неожиданно и приятно!
Мы идём, Боря говорит приятным глухим голосом. Он рассказывает о своей работе в проектном бюро, о распорядке дня, о Саше. Мне легко с ним. Я слушаю, я задаю вопросы. Мы доходим до моей электрички слишком быстро. Мне жалко с ним расставаться, мне хочется продолжения. Мне почему-то очень важно узнать у него о Сашиной жизни, каким он был взрослым. Вспоминал ли обо мне? Отчего он умер? Боря был его самым близким другом, с начала школы. Я все это спрошу позже, уже из Швеции, мы спишемся. Боря окажется очень хорошим собеседником.
Часть 4. Саша
Боря напишет почти сразу после нашей встречи в Питере. На самом деле я давным-давно пыталась узнать у него о Сашиной жизни и смерти, но тогда, давно он мне ответил. Возможно, пропустил мой месседж или решил не откликаться на обычное любопытство. И вот, встретив лично, поверил и рассказал. Отозвалась детская трепетная душа? Одна детская душа почувствовала другую? Не знаю… Но написал и рассказал, и показал те немногие фото, которые у него остались. Там от того Саши, что я знала есть только глубоко посаженные умные глаза и драматический изгиб бровей. Рот тоже искривлён то ли уже давно начавшейся и прогрессирующей болезнью, то ли холодом (снято в промозглом ноябре). Короткая военная стрижка – Саша был подполковником, служил на севере и позже работал на кафедре в Можайке. Болезнь и масса лекарств уже сделали своё дело – ему тяжело в одутловатом теле, спасает только высокий рост.
Я забыла, что Саша был таким высоким. Он был худым, как жердь. Я помню, как на нем болтался школьный пиджак и забавные треники на физкультуре. Я все это замечала и как-бы прикидывала, подойдёт мне такой кавалер или нет. Вообще, как правильно заметил Боря, наш класс был разделён на мужской и женский лагеря вплоть до старших классов. Мальчики не дружили с девочками открыто. Никто ни в кого открыто не влюблялся, только в конце школы все кроме меня и ещё пары маргиналов начали увиваться за двумя самыми популярными мальчиками. Саша с Борей не были популярны. Зато они были не разлей вода, везде вместе. И после школы тоже. Дни рождения, новые года, женитьбы, рождения детей и, в конце, Сашин внезапный уход. У него уже было удалено одно легкое, болезнь прогрессировала, но он не падал духом. Умер внезапно – вошёл с холода в тёплое помещение, и разорвался сосуд – тромб. На похороны пришло 100 человек. Сашу любили.
Саша приснился мне прошлой ночью. Он пришёл ко мне в старую, родную, давно проданную 9 квартиру на 13 линии Васильевского острова. Он пришёл туда, на мой пятый этаж. Взбежал, даже не запыхавшись. Он был чуть старше, чем я помню его в десятом классе, но те же пытливые глаза под дугами бровей, крылатый нос, трагическая линия рта. Он принёс мне свой детский альбом, и мы сели в моей старой кухне за клеенчатым столом под абажуром и смотрели на снимки маленького мальчика со взрослым взглядом тёмных глаз из-под изогнутых бровей. Вот он с мамой на прогулке. На детском велосипедике. Вот он пошёл в школу, стоит с букетом больше его самого. Скоро мы встретимся. Вот я стою с огромным белым бантом на заднем плане. Аккуратная и очень серьёзная. Я очень хочу в школу. Все только начинается.
nikastories 