После маминого дня рождения и той страшной новости, хранителем которой стала я, начался мой период мучительной внутренней борьбы – ехать к маме сейчас или через пару недель ? Отменять все рабочие поездки и конференцию в Италии или нет? Ехать в гости к подруге во Францию или нет? 

Мы говорили с мамой по два раза каждый день. С утра я звонила на городской номер и вечером на мобильный отчима. Мама звучала хорошо, почти не жаловалась на плохое самочувствие, которое и на самом деле, улучшилось благодаря немецким лекарствам и уходу отчима.

К маме стали приходить люди из паллиативной службы. В начале мама не знала, что это значит. Потом загуглила и доверительно так поделилась со мной – ты знаешь что это значит? Я знала. 

Мама больше не выходила на улицу, ослабла и похудела. Гуляла с отчимом на балконе. Спала после завтрака и обеда. Жаловалась только на ноги – пудовые, не закинуть на кровать – и тугие компрессионные чулки. Отчим стал санитаром и коучем, но настроение у обоих было бодрое. Это настроение и усыпило мою бдительность. Вернее сказать, сердце давно знало, что дни сочтены, но…

Теперь я понимаю, что в глубине души я струсила. Сильная, волевая, всех строящая мама продолжала держать лицо и удар. А я позволила ей себя убаюкать и не поехала к ним ни в январе, ни в начале февраля. А вместо этого поехала к подруге во Францию. Вернее сказать поехала к друзьям и мужу этой самой подруги, у которой серьезно заболела мама в Питере. 

И тут то надо было слушать интуицию, громко кричащую – отменить поездку и лететь к своей маме! Я до сих пор не понимаю зачем я, мы с мужем полетели во Францию, где нас никто не ждал. Эта поездка стоила мне потерянной подруги и умершей без меня мамы.