Мне стоил большого усилия простой клик мышкой, чтобы открыть её письмо. Вложенный файл – перечень упреков более практического толка. Это вложение я просмотрела спокойно и больше не перечитывала. Там было слишком много непонимания и культурных различий между нами и глубоко травмированным человеком – её мужем.

Само же письмо было очень тяжело читать и даже не потому, что обвинения в самолюбовании и нарциссизме казались мне неоправданными, а как раз наоборот. Наша дружба – искренняя и многогранная – стала все больше и больше моим монологом и её молчаливым слушанием меня. Она стала моим зеркалом – это ее слова. Мои новые стихи, мои книги, которые она везет из Питера в ущерб своим собственным вещам, мои поездки на конференции, мои каникулы на море в собственном доме в Италии. Всем этим я делилась искренне и радостно, потому что от этого было хорошо мне. И автоматически, как я считала, и ей.  Как ребенок, я выбалтывала все, что было у меня в голове и на языке – и радости, и печали, ожидая немедленной реакции.

Реакция была всегда, но в последние месяцы все более запоздалая по времени и часто односложная: Я рада за тебя. 

Все мои радости и даже горести были откровенным диссонансом её малособытийной жизни с массой ограничений, о которых я отлично знала. Сопереживала. Но тем не менее…

У каждого из нас есть желание самоутверждения и ощущения своей значимости – как личности, как творческой личности, как человека. Значит ли это, что друзья становятся средством к этой цели и перестают быть самоцелью? Когда и как происходит эта подмена. А как же императив Канта – никогда не используй людей как средство к цели, только как цель.

Значит ли это, что необходимо пропускать свои чувства и мысли через некий фильтр, чтобы не ранить друга? Что тогда значит дружба, если ей нужен фильтр? Разве сама дружба не означает отсутствие фильтров и масок? Разве лицо друга и его голос не есть наше верное отражение? Разве дружба не означает прощение наших промахов? Прежде всего прощение? Получается, что её отражение меня долго обманывало или я не хотела видеть сигналов тревоги.

Я испугалась своего отражения в ее глазах. 

Потом была тишина. Молчание. Её последнее письмо повисло в моей почте как камень, который я была не в силах сдвинуть. Потеря к потере. Камень к камню. Я чувствовала себя окончательно раздавленной.