Нет человека

Нет человека, а часы его идут,

Но не его показывают время,

А может быть часы безбожно лгут?

И время было бременем? 

Спит время…

Покоится под тяжестью минут,

Часов и дней, прожитых человеком,

И поднимать его тяжелый труд,

И лучше все оставить вместе с веком.

Что ж в безвременье канул человек,

Часы свои оставив в мире этом?

Или он стал вне времени, навек?

Художником навек? Навек поэтом?

Идут часы. Их стук необратим,

И невозможно приручить минуты,

Чтобы текли назад к рукам твоим,

У них есть высший смысл, свои маршруты.

Предчувствие потери

Предчувствие потери. Знать наверняка

Никто не может. Считываю знаки.

Пока твой голос здесь и я дышу пока,

Смеюсь пока,  еще не впору  – плакать.

Сама тебе писала – смерти нет,

Мы не владеем жизнью, жизнь владеет нами,

Как темной комнатой – волшебный лунный свет,

Как воздух и вода владеют облаками.

Да, смерти нет, а есть круговорот

Энергий чистых, гений, пророков.

Прошу, не говори – уходит год!

Ведь наша жизнь есть череда истоков.

И твой исток, твой следующий шаг,

Пусть маленький и робкий, и неверный,

Мне говорит – источник не иссяк,

А просто в вечность приоткрылись двери. 

Маме

Мама – маленькая девочка

Под цветастой простыней,

Жизни тоненькая веточка 

По стеклу стучит – открой!

Дерево руками сильными

Держит ветку на весу.

Девочка с глазами синими 

Рыжую плетет косу.

Сроки вроде и не вышли все,

Дереву еще б стоять,

Только веточки по высохли,

Да ушла былая стать.

Жизни тоненькая веточка

Бьется за стеклом – постой!

Мама – старенькая девочка

Под цветастой простыней.

Окно в ночи

Окно, в котором ждут, окно в котором любят,

Что было бы со мной, когда бы не оно?

Родные без конца, единственные люди

И жизни полоса, как старое кино.

Окно, в котором свет в ночи в грозу и бурю,

Что было со мной, когда бы не зажглось

Это окно в ночи, о нем тайком горюю,

В той северной стране, где на картинке лось.

Пока окно горит, как факел, как надежда,

Что срок наш не истек песчинками в часах,

Я буду возвращаться на огонь, как прежде,

И будет сто из ста, и будет сто и ста.

Маме

На тебе сошёлся свет!

Я сама не понимаю…

Я себя в тебе теряю,

На тебе сошёлся свет.

Телу, что меня носило

Я опять желаю силы!

Тело, что меня носило

Держит исполинский дух!

Все победы – годы, вехи

Все помехи и огрехи –

Ручейки твои и реки,

Жизни круг – наш общий круг.

За окном – до боли зелень,

Скоро череда сирени!

За окном – до боли зелень,

А в квартире тишина.

Стерегут покой картины:

Летний сад и тенью длинной

Под рукою исполина

Город твой, твоя страна.

На тебе сошёлся свет,

Дорогая, дорогая,

Жизнь от края и до края!

Верю, не погаснет свет.

Мы с тобой

Маме

В тумане город. На горе

Больница миражом.

А ведь вчера казалось мне,

Что город подожжен.

Когда мы шли рука в руке,

Не ускоряя шаг,

Вверяясь лиственной реке

На огненный маяк.

Но был тот всполох золотой

Лишь отблеском поры

Неверной, зыбкой, затяжной,

Когда всё жгут костры.

Но мы с тобой, но мы с тобой

Сквозь листья и года

Живем молитвою одной,

Несёт листву вода.

Я молюсь за тебя

Я молюсь за тебя, я считываю вселенной

поначалу невнятные знаки, как точка-тире,

Я ношу твои бусы, как чётки в руке неизменно,

Я – тибетский монах на высокой и лысой горе.

Я не сплю, когда ты в темных снах

возвращаешься в юность,

где весёлое братство и два твоих мужа вдвоём,

И смеющихся глаз горяча азиатская узость,

и косички твои, как индейские перья, торчком.

Я на воду смотрю, я ответ ожидаю от моря.

Мне морская стихия заложена в душу тобой.

Я ведь знаю, что в жизни ровнёхонько счастья и горя,

но прошу у стихий не спешить с половиной второй.

Мне и страшно, и сладко от этих сквозных откровений,

Мне так много дано, мне так щедро тобою дано

и тоски, и любви, и глубинных и странных прозрений.

Нашей жизни с тобой не прервётся до срока кино.

Маме

У невысокой женщины
Моложавой для своего возраста
Глаза цвета спелого крыжовника,
Рыжеватые волосы.

У невысокой женщины
В квартире музей передвижников:
Сто пятьдесят картин, муж (один)
И шкафы книжные.

У невысокой женщины
Все пирожки с мясом, вся память
меня маленькой,
Все узелки, все огоньки во тьме,
всех сказок цветочек аленький.

К невысокой этой женщине
Мне бы приезжать почаще,
Но я учу брендам студентов
(И прочей ненужной лаже).

Ненужной ни мне, ни женщине,
В отчаянной безвременщине,
В которой успеть пытаемся,
Но больше все ждем да каемся.