Ритуал ноября

Поздний ноябрь – это время шафрана, 

Сдобного теста, корицы

И подступающей тьмы без обмана,

С явной угрозой – продлиться.

Поздний ноябрь – время latte и piano,

Дружеской, тихой беседы.

Сесть у камина, оставить все планы,

В кухне варить аюрведу.

Поздний ноябрь – весь в дождях и туманах, 

Солнце невнятным намеком – 

Манной небесной и кашей овсяной,

Чтобы нам выдержать сроки.

Не растерять ни добра, ни терпенья,

Пересидеть непогоду, 

Видеть любовь своей оптикой зренья

И скоротечность – в невзгодах. 

Элегия

Маме

Прольется небо долгими слезами

Над скромною могилкою твоей,

Прольется небо и загасит пламя

Свечи печальной в память бывших дней. 

И жизнь твоя – хорошая, большая

Листвой прозрачной станет облетать,

Чтобы в мире повторилось все опять –

Хмельная осень без конца и края.

Прольется небо долгими слезами,

Что нам на утешение даны,

Прольется небо, чтоб остались с нами

Покой и сон до будущей весны.  

Параллельные линии сходятся

Параллельные линии сходятся,

Когда смотришь с надеждой вперед,

Позади беспокойная Родина

Продолжает Батыев поход.

Волны катятся белым по синему,

Тучи массою сизой легли,

Эту землю теперь не покинем мы,

Здесь на якорь легли корабли.

По листве прошуршим ли, по берегу,

Отряхнем белоснежный песок,

ОберЕги, вериги ли? – верю я,

Что на счастье разомкнут замок.

Параллельные линии сходятся?

Осень пряная, птичий полет,

Клёны листьями сыплют, как водится,

Жизни поезд… куда он идет?

Я пишу тебе…

Я пишу тебе – не другу, не врагу,

Позабыть года и даты не могу.

Что же значит эта дата до меня?

Просто память, отблеск канувшего дня.

Ты в порядке, я – неплохо или так…

Милый шарфик – подвернувшийся пустяк,

Или эти фото словно некролог,

Мой с тобою неуместный диалог.

Осень снова нарезает листья – дни,

И ложатся в память общую они.

Есть там я и есть там мы под грузом лет,

На высокой ноте прерванный сонет.

О дружбе

Я хочу рассказать о необычном знакомстве, которое, возможно перерастет в дружбу. В маленькой деревне с трудно произносимым для русского уха названием Ярснес, в шведской провинции Остерлен недалеко от побережья Балтийского моря в 2025 году, четвертом году военного вторжения России в Украину, украинская женщина лечит русскую. Лечит безвозмездно. Кормит тортом Наполеон, который знаком обеим этим женщинам с их ещё советского прошлого. 

У обеих женщин были и уже умерли бабушки и мамы, готовившие те же борщи, рыбу под томатным соусом, блины, пельмени и этот самый Наполеон. Русская женщина это я. Мне 62 года. За последний год я потеряла маму и озаботилась собственным здоровьем – артроз. Еще я потеряла возможность летать в родной город – Петербург. Вернее добраться туда можно, но легче слетать, например, в Нью-Йорк или даже в Монтевидео. Те же тысяча долларов и те же 12 часов дороги. 

Украинская женщина Таня 65 лет тоже недавно потеряла маму, а ещё потеряла свой родной мирный город, свой дом с водопроводом и теплом, свою улицу с клумбами и свою цветущую страну, в которую мне так хотелось поехать. Таня ездит домой дорогой беженцев. 

В Швеции Таня познала лиха в прямом и переносном смысле и после множества перетурбаций приземлилась в старом начала прошлого века каменном доме в нашем поселке с трудным названием. Поселилась одна, чтобы работать, ремонтировать дом, благоустраивать сад, просто жить…и лечить. Не только меня, но всех, кому это необходимо. У Тани красивая статная фигура, умное лицо и усталые глаза. И руки мастерицы. 

Мы собираемся у нее дома за большим столом и говорим обо всем. О ее молодости и поездках в Одессу на море. От Миколаева всего час на поезде. О том, какой в Херсонщине чернозем. ”Возьмешь землю в руку, закроешь глаза и не отличишь от растаявшего в руке масла. Недаром ваши туда рвутся!”- говорит мне Таня. Вообще о политике мы говорим мало. Мы об этом молчим и вздыхаем. У каждой своя беда, своя история. 

Таня мастерски нарезает пластинки тейпа и наклеивает мне на колени и стопы. Я завороженно слежу за её руками и рисунком на моем теле. Все это похоже на колдовство, заговор, прекрасную татуировку. 

Я аккуратно натягиваю джинсы, чтобы не испортить красоту. Допиваю чай. Доедаю Наполеон. Думаю о том, что Танино лечение – этот акт абсолютной доброты – оставляет надежду на то, что наши страны и населяющие их люди – не правители – будут способны на доброту, прощение, покаяние. Когда-нибудь.

Три свечи

Три свечи у тебя в изголовье,

Скромный крестик на шее твоей,

Нитка бус… взгляд твой дышит любовью,

Лик твой с каждой минутой светлей.

Сколько их, разделивших надвОе

Мою память – с тобой, без тебя…

Сколько дней твоих в вечном покое 

И в полете –  тоскует земля

По тебе. В доме тихо и пусто,

Твой мольберт рук касания ждёт,

Мир наполнен трагедией русской,

Ты ж в свой вечный пустилась поход.

Вдалеке от земных искушений

Знаешь только одну красоту,

Без преград, без тревог, без лишений

Чистой радости видишь мечту.

Огонь к огню

Огонь спешит к огню, мечта летит к мечте,

И ласковой руки так трепетно пожатье,

Сомнения не гоню – лелею мысли те,

Что дружбы золотой мне посланы объятья.

Что на моём веку в далекой стороне  

Мне было близких душ высокое начало,

Что радость есть во мне, что легкость есть во мне,

И то, что рядом ты, для счастия немало.

Гудит в ночи камин, мурлычет тихо кот,

И отступает тьма, и вспыхивают звезды

Над нашей головой. Несется в осень год,

Но нас укроет дом, пошлет желанный роздых.

Торжественное

Медленное танго

Позолота коснулась верхушек дерев вековых

И опять потянулись, курлыкая, стая за стаей,

И мне в руку ложится торжественно лист словно стих,

Что ложится на музыку, этого не сознавая.

Это время моё – я в багряном и я в золотом,

Знаю всё наперёд – как мой сад поменяет одежды,

Снова в осень вплывает надежды исполненный дом,

Мы с тобою всё те же, лишь чуть молчаливей, чем прежде.

Помолчим, милый друг, и помолимся нашим богам,

Или ангелам нашим – ушедшим, но вечно любимым,

Я тебе на хранение грустное сердце отдам,

Мы с тобой этой осенью в радости неразлучимы.

Птичье молоко

Текло тепло, как птичье молоко,

Сквозь пальцы протекало, лилось в щели,

И было нам так сладко и легко!

Мы всё могли и знали, и умели.

Но вот, гляди, окончен птичий рай

И хлещет дождь по крыльям и по лицам,

И далеко благословенный край,

Но есть надежда – лучшее случится!

Есть проблеск неба – птицами обжит,

Есть сладость долгожданной милой встречи

И значит нам, как птицам, надо жить

Взлетать и падать в миге бесконечном.